Виктор Цой - живее всех живых

86 год. В нашем классе традиция – мы каждый учебный год завершаем походом. Идем все, с нами несколько родителей. Туристическая романтика во всей красе! Озеро, ночь, палатки, костёр и обязательная гитара – Пустынной улицей вдвоём с тобой куда-то мы идем, и я курю, а ты конфетки ешь…
88 год. Весна. Первый курс. Скоро экзамены. Но учить совсем не хочется, потому что солнце светит по-летнему, потому что одуряющий запах черемухи доносится даже до пятого этажа нашей комнаты в общежитии. Мы сидим на подоконнике, а откуда-то – то ли с четвёртого, то ли с третьего этажа – через чьи-то мощные колонки в такт пульсации крови доносится – Где-то есть люди, для которых есть день и есть ночь. Где-то есть люди, у которых есть сын и есть дочь. Где-то есть люди, для которых теорема верна… Между землей и небом – война!
Почти 30 лет прошло – та картина отчетливо и ясно стоит перед глазами.

А вот еще картинка из того времени – мой тогда пока не муж поёт, аккомпанируя себе на гитаре – Мои друзья всегда идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков… Я, не сводя с него влюблённых глаз, спрашиваю, млея – Это чья песня? Интонация вопроса подразумевала только один ответ – Ну так моя. ))

Сегодня, в день, когда кумиру и божеству нашей молодости, Виктору Цою должно было бы исполниться 55 лет, я, слегка ошеломлённая этой цифрой,  пыталась представить себе – Каким бы он мог быть сегодня? Какую музыку играть? А может, сниматься в кино? Стал бы матёрым, окоммерцилизовавшимся? Или остался бы бунтарём, увлекающимся восточными единоборствами и Брюсом Ли?
И поняла, что не могу представить Цоя 55-летним. Только тем – молодым, дерзким, стремительным. Острые скулы, раскосые глаза, грива смоляных волос, завораживающая монотонность баритона – навсегда останется с нами его образ, его песни, как один из базовых кирпичиков, что легли в фундамент нашего поколения. Его тексты – простые настолько, насколько могут быть просты истина, жизнь, солнце, воздух, любовь и смерть.

Да, в Москве, на Арбате есть стена Виктора Цоя. 15 августа 1990 года, в день нелепой и такой неправильной смерти Цоя, кто-то выплеснул свое горе надписью «Сегодня погиб Виктор Цой». Не прошло и нескольких часов, как рядом появилась другая, до сих пор отдающаяся рефреном в сердцах сотен, тысяч, десятков тысяч людей – «Цой – жив!» И что только не делали власти, пытаясь закрасить, замазать, ловить и наказывать писавших, пока не оставили их в покое. Это стена до сих пор есть, хотя вид её изменился не в лучшую сторону. Отметила это для себя с некой долей огорчения и ностальгии, когда в прошлом году попала на Арбат после 20-летнего перерыва.

Но Виктор Цой – это,  прежде всего,  Питер. Виктор Цой – это всегда Питер.
Это угол Московского проспекта и Бассейной улицы, где в 6-этажном доме со шпилем проживали его родители. Это художественное училище им. Серова, из которого его выгнали за неуспеваемость.  Это Ленинградский рок-клуб. Это БГ, взявшийся помочь только-только сформировавшейся группе «Гарин и Гиперболоиды», из которой и родилась потом знаменитая группа "Кино".
Это знаменитая «Камчатка» - котельная на Петроградке, где Цой работал посменно, чтобы не обвинили в тунеядстве, и чтобы иметь возможность где-то репетировать со своей группой. Сейчас на ул. Блохина клуб-музей. И там же сквер его имени.


Это Богословское кладбище. «Да, вон там, прямо, прямо по Кондратьевскому проспекту» - объясняли мы с дочкой молодому человеку, который поймал нас у Литейного моста с вопросом – «А где могила Цоя?». И уверенно потопал в указанном направлении. «Молодой человек, это далеко, вам лучше подъехать!» - кричали мы ему вслед. «Ничего, я дойду».


Это граффити на стене будки в одном из дворов на ул. Восстания.


Это мы все, живущие под светом звезды по имени Солнце.

Ниже будут фотографии с выставки на Малой Садовой, открывшейся в июне 2012 году, к 50-летию Виктора Робертовича Цоя, сделанные моей дочерью.